№ 2 (2) декабрь 1999 г.Егор Булатов
Иерархия и дисциплинаОбщеизвестно, что идеологи консервативной революции уделяют особенное внимание проблемам построения сословно-корпоративного общества, основанного на возрождении традиционной трехчленной иерархии древних Арийцев: жрецы, воины, земледельцы. В применении к современной терминологии это означает: 1) интеллигенция, осуществляющая идейное руководство обществом; 2) военно-административный класс, непосредственно занятый в управлении государством; 3) класс материальных производителей. В нынешнем мире существует только профессиональное различие между этими группами, все же прочие грани полностью стерты. Богатые материальные производители захватили в свои руки не только управление, но и сферу идейного руководства. Моральное опустошение и политический маразм современной цивилизации - вот результат этого процесса.
Первые два из названных сословий подразумевают в себе аристократию, т.е. лучших людей. Там, где качество людей измеряется деньгами, аристократия руководит обществом в интересах денежного мешка. Это - лже-аристократия, свойственная современному миру. Для нее высшая ценность - богатая мошна. Общество, руководимое такими людьми, обречено на духовное оскудение. Истинный сословный строй невозможен без внедрения в общественное сознание соответствующей иерархии ценностей, где на первых местах стоят ценности духовного порядка. Аристократия богатства существовала всегда, однако в традиционных цивилизациях отлично осознавали ее низкое качественное значение, а потому отводили ей подобающее место - внизу сословной лестницы. В античном мире ни один богатей не имел права рассчитывать на общественное уважение, пока не истратит львиную долю своего богатства на облагодетельствование своих земляков, на пользу своего государства. В средневековом христианском мире любой плутократ, сколь бы богат не был (пусть даже он ссужал деньги королям), не имел права влиять на государственные дела (а если влиял, то это происходило только от алчности и глупости отдельных правителей). Аристократия богатства, которая сейчас навязывает свое ущербное мировосприятие, была вынуждена подчиняться той системе жизненных идеалов и этических норм, которые создавала аристократия духа, элита ума, воли, доблести и чести.
Качественное отличие традиционной сословной структуры от буржуазной псевдо-иерархии профессий состоит в том, что принадлежность к сословию определяется наследственными свойствами. Не следует путать с наследственной принадлежностью к тому или иному сословию, хотя последнее и есть одно из основных условий функционирования сословной системы. Но данное условие не абсолютно. Конечно, каждое сословие проявляет тенденцию к замкнутости. Однако там, где эта тенденция становилась полностью преобладающей, высшие сословия быстро вырождались и теряли господство. То, что в России верховная власть часто выступала в роли “революционера на троне”, подпитывая аристократию свежей кровью талантливых выходцев из низов (Опричнина, реформы Петра Великого), было главной причиной того, что у нас самодержавная сословная монархия держалась дольше, чем где бы то ни было.
Сословный строй предполагает целенаправленное воспитание корпоративно-иерархического мировосприятия, каковое легче всего осуществимо именно на основе традиций, закрепленных в опыте наследственной принадлежности к сословию. Однако личные качества носителя сословной традиции могут вступать в противоречие с сословным кодексом. Священнослужитель может оказаться алчным или некрепким в вере, военачальник — бездарным или нерешительным, правитель — тираном или мздоимцем, а потомственный землепашец, напротив, может проявить выдающиеся способности на интеллектуальном или духовном поприще. Снятие таких противоречий находится в зависимости от способности сословной структуры к вертикальной мобильности, т.е., в конце концов, от способности аристократии следовать своему назначению - осуществлять отбор действительно лучших людей. Таким образом, принадлежность к сословию, прежде всего, проявляется на душевном, т.е. интеллектуально-волевом уровне индивида (стало быть, зависит от генетически унаследованных свойств), и выражается в его действиях, несущих смысловую социальную нагрузку. Причем это происходит в любом обществе, независимо от его соответствия идеалам сословного устройства.
Консервативный революционер против современного мира реализует своими социально значимыми действиями душевный склад аристократа или, во всяком случае, свое стремление приблизиться к таковому. В этом смысле большинство тех, кто ныне борется за ниспровержение “золотого тельца”, кто словом и делом борется за торжество национальных, героических ценностей - честные священнослужители, политики и публицисты подлинно национал-патриотического направления, воины-добровольцы в тех горячих точках, где идет война за Россию - должны быть той аристократией, которая придет на смену буржуазно-пролетарским временщикам. Однако зададимся вопросом: насколько те, кто заявляет о своих традиционалистских взглядах, действительно соответствуют своему призванию? Я буду говорить в первую очередь об известной мне среде - о тех, кто своими публикациями пытается внести вклад в разработку Русской идеи, т.е. о тех, кто претендует на духовное руководство нацией (высший слой аристократии).
Читателя национал-патриотической прессы должно неприятно поражать обилие взаимоисключающих точек зрения на один и тот же вопрос, противоречащих друг другу программ, социально-политических рецептов, лозунгов и заявлений. По сути дела, невозможно выделить какую-нибудь общую для национал-патриотических групп политическую установку, которая имела бы консолидирующее значение. Единственное, в чем, кажется, сходятся все - в необходимости “великой, единой и неделимой России” в той или иной вариации. Известно, что Белое движение, объединенное только этим лозунгом, было бито. Самое печальное, что русский национализм за истекшее с начала ХХ века время не обогатился больше ни одним положительным консолидирующим принципом, приемлемым для всех патриотических сил. Абсурдность ситуации усугубляется тем, что прозападный либеральный ельцинский режим ведет войну с Чечней формально во имя той же “единой России” (вернее, того, что от нее осталось). Выходит, что, взятое в совокупности, русское националистическое движение конца ХХ века, при всем отрицании целей и способов необуржуазного реформирования России, не выдвинуло никакой альтернативной позитивной идеи, которая разделялась бы всем державно-патриотическим лагерем и при этом маркировала бы резкую грань между ним и либералами.
Национал-патриотические газеты полны яростной грызни между “вождиками” карликовых партий. У нормального человека такая грызня не без основания вызывает рвотную реакцию в отношении большинства представителей т.н. “русского национализма”. Но ведь любое движение - это, в первую очередь, люди, в нем участвующие. Лицо современного русского национализма неприглядно из-за мелочных склок бывших соратников, “поисков жида” в ближнем своем и партийной нетерпимости внутри самого лагеря. Слов нет, дискуссии нужны, но когда они превращаются во взаимообливание помоями, ясно, что публикаторов меньше всего интересует истина. Сколько русских националистов - столько русских партий. Пропаганда русского национализма будет иметь успех лишь тогда, когда мы будем солидарно бить в одну точку, не заставляя публику быть арбитром наших мелких дрязг. Но как этого достичь?
Сословная доблесть аристократа заключается в умении повиноваться столь же, сколь и в умении повелевать. Иерархия немыслима без дисциплины. Чем выше сословие, тем жестче дисциплина, тем выше степень растворения своего Я в сверхличностном Мы. Аристократия духа должна являть народу пример консолидированности и согласия. Только такая аристократия способна увлечь последователей, заставить поверить в ее творческий потенциал. Дисциплина аристократии не имеет ничего общего с т.н. “партийной дисциплиной”, являющейся инструментом демократии, подавляющей творческое меньшинство тупым большинством. Аристократии присущ вассалитет, подчинение всех одному — Вождю, чтущему в то же время достоинство вассалов. Наши националисты любят поговорить о грядущем Вожде. А что они делают, чтобы ускорить его появление? Кто из них сможет смирить свое самолюбие, свои личностные претензии на абсолютную истину и подчиниться воле Вождя?
Дисциплина элиты проявляется в солидарном интеллектуально-волевом воздействии на массы. Но такое воздействие немыслимо, пока внутри элиты нет согласия насчет цели этого воздействия. Конечно, есть принципиальные позиции, по которым никакие компромиссы невозможны. К числу их относятся, например, признание природного неравенства людей и рас, особых прав русского человека, необходимости сословной иерархии и т.д. Группы националистов, признающие эти основополагающие принципы, не только могут, но и обязаны действовать солидарно, подавляя в ряде случаев свои узкогрупповые и персональные амбиции. Это относится как к проведению массовых публичных акций, так - и в первую очередь — к печатной пропаганде. Необходимо наладить обмен информацией, организовать что-то вроде своего информационно-аналитического центра, обсуждать возможность согласованной реакции на происходящие события в мире политики. Желательно также заранее выявлять спорные вопросы и обговаривать условия их освещения. (Особенно это касается оценок вех русской истории, ибо человеку свойственно искать в прошлом ключ к объяснению настоящего). В общем, целесообразно организовывать регулярные совещания узкого круга издателей и публицистов право-националистического направления для выработки совместной стратегии и тактики влияния на массы. Вопросы, по которым наметились совпадающие точки зрения, должны освещаться на публике соответствующим образом. Речь идет не о том, чтобы принимать большинством голосов ни к чему не обязывающие резолюции. Это чуждо элите. Речь идет о создании столь нужных традиций самодисциплины в среде патриотов-интеллектуалов, о подчинении принципам (ведь Вождь немыслим без традиции вождизма). Умение проводить в жизнь согласованные таким образом решения и явится показателем зрелости нынешней национал-патриотической элиты, ее способности следовать своему сословному предназначению идейного руководителя, ее способности повелевать и повиноваться.