Владимир Яковлев
Веселие Руси

– Спасибо, Пэмп. Я совсем не хочу пить. Теперь я вижу, что могу выпить, и не хочу. А хочу я, – тут он ударил кулаком по столу, так что одна ножка подкосилась, – а хочу я узнать, что тут у вас делается, кроме чепухи. – Что ты называешь чепухой? – спросил Пэмп, задумчиво перебирая письма. – Я называю чепухой, – закричал ирландец, – когда Коран включают в Писание! Я называю чепухой, когда помешанный пастор предлагает воздвигнуть полумесяц на соборе святого Павла. Гилберт Кийт Честертон «Перелётный кабак»

Сэр Гилберт, конечно, преувеличивал. Родовитые лорды, заключающие неправедный мир с турками. Публичные лекции о многожёнстве. Полицейские в фесках. Запрет на кабаки – знаменитые английские кабаки! Рассуждения влиятельных газет о Христе как об «учителе этики», который, конечно, не мог учинить такого безобразия как превращение воды в вино. Нет, всей этой нелепицы в старой доброй Англии представить невозможно, разве что в воображении писателя. А может, именно cила воображения, да ещё пресловутый английский юмор, не дали реализовать фантасмагорический сценарий?

С юмором, конечно, и у нас всё в порядке, корни его кроются в самой толще народной. Разве не народен Шариков со своей прибауткой:

Смешно, подлинно смешно! Профессор Преображенский об пол так и грянулся, когда услышал. Сам старик тоже был не прочь пошутить и насчёт калош, и насчёт советских газет – однако не так задорно у него выходило и оторванно от почвы. И где тот профессор? И где те калоши? Прошли как сон, как утренний туман, а частушка грозит оказаться бессмертной.

Вообще, любой наш юмор – не без серьёзности. Не можем мы, как британцы хи-хи да ха-ха, да комедии на тему «Как важно быть серьёзным», а коли таксисты забастовали – сами лорды в белых перчатках садятся за руль. У нас, чуть что, непослушного Ваньку – сразу сечь на конюшню, а Ванька ту конюшню не будь дурак да и подпали, вместе с барским домом. Серьёзная страна, резко континентальная, никаких Гольфстримов.

И вся эта серьёзность сочетается с силой воображения, не уступающей английской. Там поиграли в социализм и пошли есть свой суп из бычьих хвостов. У нас же сделали сказку былью и долгое время не продавали в мясных лавках ничего, кроме бычьих хвостов. Запад, конечно, виноват перед нами. «Там шутили, а у нас пронёсся самум... На Западе кто-то подумал, а у нас стали резать» (с).

Причём дело не только в социализме и англичанах. Французский насморк ничем не лучше. Ведь наше евразийство, претендующее на создание новой культурной и политической традиции – всего-навсего дурная калька с французского, этакий русский «фундаментальный модерн». Генон-майнон, Элиаде-х..-знает-где – всё это не прошло даром для здоровья. Однако, заметьте, французы испоганят площадь перед Лувром стеклянными пирамидами – так хоть пользу какую извлекут: понастроят под ними буфетов-раздевалок, а сквозь пирамиды пустят солнечный свет, для экономии электричества. У нас же позовут безумного Зураба – и он сочинит вполне бесполезную грузинскую поэму по мотивам русских сказок в двух шагах от Кремля (чем не апофеоз евразийства), или затеют на Патриарших 12-метровый примус.

Самое тревожное, что никак не вырабатывается национальный иммунитет. Уж как ругают «америкосов» за тупость, бескультурье и «Макдональдсы», но у них хватило вкуса принять в дар от французов статую Свободы и отказаться от церетелевского Колумба. Потому как иммунитет и царь в голове, даром что республика. У нас же, на нашей бескрайней равнине, где искать преграды заразе? Сказано «ислам», значит «ислам». Сказано «единая и направляющая сила», значит поставим во главе милиционера, чтоб никто не баловался.

Одна надежда: на то, что микрофлора в народном желудке не совсем убита патентованными западными лекарствами, загадочной восточной медициной и чисто патриотическими торсионными полями. Что с Божьей помощью и доброй порцией алкоголя мы переживём и новых сурьёзных людей, заслонивших своими сумрачными тенями красное солнышко. Господь улыбается из Каны Галилейской, льется доброе вино, бывшее когда-то водой, и новобрачные целуют друг друга в уста.